и уволенных со службы в форте Пикеринг, выпивала в салуне, когда в квартале от них двое мемфисских полицейских арестовали чернокожего, участвовавшего в гражданской ссоре с белым мужчиной. Собралась толпа, и с обеих сторон раздались выстрелы, убившие одного полицейского и одного бывшего солдата и ранившие еще несколько человек. В драку вступили еще больше демобилизованных чернокожих солдат, а также около пятидесяти полицейских и множество бедных белых мемфийцев того же ирландско-американского происхождения, что и полицейские, и столкновение быстро переросло в то, что "Лавина" назвала "войной". К тому времени, когда три часа спустя был временно восстановлен мир, семь чернокожих и один белый считались погибшими, а несколько белых и еще тринадцать или четырнадцать чернокожих были ранены.21

Однако это было только начало. Позже той же ночью, когда ирландско-американский мэр города, по многочисленным сообщениям, был слишком пьян, чтобы предпринять что-либо конструктивное, насилие вспыхнуло с новой силой и в гораздо более широком масштабе. Белые решили защитить себя от черных, напав на них. На этот раз победа белых была еще более значительной, что неудивительно, поскольку демобилизованные чернокожие солдаты должны были оставить свое боевое оружие в форте. Хотя у них, очевидно, было оружие, чернокожие не могли иметь доступа к такой огневой мощи, какая была у полиции и 100-местной дружины, назначенной шерифом округа Шелби. Результат такого дисбаланса вооружений был просто адским. Белая толпа двинулась в Южный Мемфис, где преобладали чернокожие, отстреливая чернокожих, независимо от того, были они солдатами или нет, и сожгла 91 черное жилище, четыре черные церкви и двенадцать черных школ. Зрелище было достаточно жестоким, чтобы даже такой консервативный местный журнал, как "Лавина", призвал положить конец убийствам невинных чернокожих и вызвал тошнотворные репортажи в газетах Севера. Специальный корреспондент "Чикаго Трибьюн" несколько дней спустя в своем длинном рассказе о жестоком поведении "мятежной толпы" утверждал, что своими глазами видел, как стареющий чернокожий мужчина был схвачен, повален и застрелен на улице группой бунтовщиков, которые затем отрезали ему язык22.22

Неравный бой, который большинство местной прессы безответственно окрестило "бунтом негров", продолжался до 3 мая, когда, спустя два дня после просьбы мэра Джона Парка, генерал Стоунман наконец согласился ввести в город 150 солдат регулярной армии, чтобы, как он выразился, "вмешаться в гражданские дела города Мемфиса". К тому времени погибли полицейский, пожарный и сорок шесть чернокожих, в том числе двое детей и три женщины.23

 

27

Для целей консервативных демократов бунт в Мемфисе был как нельзя более не вовремя. На национальном уровне он напрямую вписался в планы радикальных сенаторов и конгрессменов, выступавших против примирительной политики Эндрю Джонсона в отношении Юга; отчасти благодаря прессе Севера (которая, казалось, забыла, что в 1863 году в ходе нью-йоркских призывных беспорядков ирландцы-американцы из Манхэттена убили 105 чернокожих и аболиционистов), беспорядки в Мемфисе породили расследование Конгресса, напоминающее расследование в форте Пиллоу. В Теннесси она укрепила позиции губернатора Браунлоу, который недавно во второй раз сократил число избирателей, урезав его до 50 000 лоялистов военного времени, проживавших преимущественно в восточной трети штата. Кровавая бойня в Мемфисе послужила Браунлоу убедительным доказательством необходимости принятия законодательного акта, отменяющего местный контроль над полицией в Нэшвилле, Чаттануге и Мемфисе; вместо этого полномочия передавались в руки совета комиссаров, назначаемых Браунлоу и утверждаемых Сенатом штата. Закон был принят в течение недели после бунта.1

Действия Браунлоу, которые и тогда, и впоследствии многие называли худшим видом мстительности, были необходимы для того, чтобы сохранить республиканский режим меньшинства и дать ему шанс выполнить свою задачу по защите лоялистов военного времени, а также освобожденных, чьи судьбы были в его ведении. Несмотря на возраст и слабость, Браунлоу был мощной политической фигурой на национальном уровне, выступая с известными речами по всему Северу после освобождения из тюрьмы Конфедерации, и от него многого ожидали в условиях, становившихся все более тяжелыми. Его союз с Эндрю Джонсоном во время войны распался, поскольку президент отступил от стремления к мести и стал все более сговорчивым по отношению к влиятельным бывшим конфедератам; в общей сложности из 15 000 прошений о помиловании, полученных от последних, Джонсон в конечном итоге удовлетворил 13 500. Браунлоу, оказавшемуся в одиночестве в регионе, где царила враждебность к его радикальному республиканству, пришлось принять жесткое законодательство, чтобы попытаться защитить свой электорат, белая часть которого презирала чернокожих не меньше, чем бывших конфедератов. "Канюки не смогут сожрать ниггеров так быстро, как мы их убьем", - сказал один из его соратников, юнионист из восточного Теннесси, делая личный прогноз того, что произойдет, если федеральные войска будут удалены. Нуждаясь в голосах, чтобы сохранить свою администрацию на посту, губернатор неохотно пошел навстречу избирательному праву чернокожих.2

Бывшие конфедераты, которых Джонсон в первые месяцы после капитуляции убеждал в необходимости быстрого возвращения к гражданству, отнеслись к действиям правительства Браунлоу - а также к реальным и мнимым действиям вооруженных чернокожих - не только с гневом, но и с растущим отчаянием. Лишение гражданских прав и потеря контроля над местной полицией оставили им единственную политическую альтернативу безропотному подчинению кажущейся анархии: выйти за рамки закона. И многие из них приступили к этому не очень длинному шагу. На Юге в эпоху до нэпа солидные люди по очереди выезжали в ночные патрули, чтобы удерживать рабов на своих плантациях; любые чернокожие, обнаруженные за пределами владений хозяев без разрешения, подвергались законной порке. В условиях послевоенной расовой паранойи и отчаянных попыток владельцев плантаций заставить чернокожих работать на земле и возобновить экономику региона белые южане вернулись к этой системе ночного патрулирования.

В Теннесси эти патрули стали еще одним проявлением катаклизмического столкновения прошлого и различных перспектив будущего. В то время как воинственные "Лояльные лиги" совместно с Бюро освободителей организовывали призывы к бывшим рабам добиваться своих прав, бывшие конфедераты из Мемфиса основали общественную и благотворительную организацию под названием "Конфедератская ассоциация помощи и истории", призванную помнить о жертвах Юга во время войны и помогать ослабевшим и потерявшим сознание после сражений. В двухстах милях к востоку бывшие конфедераты в Колумбии создали менее публичную ассоциацию "Бледнолицые", которая, судя по всему, занималась вопросами превосходства белой расы. Еще дальше на восток, через линию графства, несколько молодых бывших солдат в Пуласки начали совершать ночные поездки в призрачных одеждах.3

Согласно наиболее распространенным версиям, клуб Пуласки возник в конце 1865 или начале 1866 года в юридической конторе судьи Томаса М. Джонса. Шесть местных молодых солдат, бывших военнослужащих Конфедерации, - капитаны Джон К. Лестер, Джон Б. Кеннеди и Джеймс Р. Кроу, а